Роман Добрый
(Роман Лукич Антропов)

Гений русского сыска И. Д. Путилин
(Рассказы о его похождениях)

Первая серия.

Книга 8.
Петербургские вампиры-кровопийцы

Страшный бальный гость. Драма в будуаре графини
       Несмотря на поздний ночной, вернее, ранний утренний час (было около пяти часов утра), у роскошного дома-особняка графа и графини Г. царило большое оживление.
       Один из их частых и блестящих балов кончался. Начался разъезд гостей, сплошь принадлежащих к петербургскому высшему свету, к самым отборным сливкам его.
       -- Карета его сиятельства князя В.! -- зычно кричал огромный швейцар в расшитой ливрее с булавой.
       -- Сани ее сиятельства графини С.!
       -- Карета барона Ш.!
       Выкрики шли непрерывно.
       К подъезду, ярко освещенному, подкатывали экипажи.
       Из подъезда, закутанные в богатые собольи ротонды, шубы, шинели, выходили великосветские гости и, поддерживаемые ливрейными лакеями-гайдуками, усаживались в кареты и сани.
       -- Пшел! -- раздавался приказ, и лошади, застоявшиеся на морозе, дружно подхватывали.
       Разъезд затихал.
       Все реже и реже сверкали рефлекторы каретных фонарей у подъезда роскошного особняка, и скоро их уж совсем не стало видно.
       Разъезд окончился, резная, с зеркальными стеклами дверь закрылась.
       В морозной зимней ночи воцарилась удивительная тишина.
       Некоторое время еще из окон графского особняка вырывались волны яркого света от золоченых люстр, бра, канделябр, но мало-помалу огни стали притухать то в одном, то в другом окне.
       Блестяще-феерическая "иллюминация" вечно пирующего в утонченных празднествах-оргиях российского барства погасла.
       Дом-дворец погрузился во тьму.
       Но там, внутри этого палаццо, жизнь еще не совсем замерла.
       Еще сытые, вернее, пресыщенные, развратные лакеи в своих смешных камзолах и гамашах спешно свершали, доканчивали свою работу: крали объедки и опивки с барских столов и приводили в порядок анфиладу роскошных зал и гостиных, стараясь оставить себе поменьше труда на утро, к которому все должно было принять свой обычный вид.
       -- Довольно, ступайте спать... В девять часов утра докончите все остальное! -- внушительно отдал "ордонанс" тучный, упитанный мажордом.
       И все разошлись.
       ...Графиня встретилась со своим великолепным супругом у дверей своей половины.
       -- Ah, vous êtiez la reine du bal, comme toujours, Nadine! Всегда, всегда -- царица бала! -- восторженно поцеловал он руку жены.
       -- Но как я устала! Спокойной ночи, впрочем, утра? hein? -- томно улыбнулась она, целуя его в лоб.
       Вот и ее будуар, такой нарядный, красивый, весь пропахший запахом ее любимых духов.
       -- Скорей, скорей в постель! Je suis fatiguée a la mort... До смерти устала!
       И, упоенная сознанием своей красоты, молодости, блестящего положения в свете, своим сегодняшним триумфом, она направилась через будуар в спальню.
       Но лишь она успела сделать несколько шагов, как вдруг остановилась, вся задрожав и похолодев от ужаса.
       -- Боже мой... Что это?!
       Она пробовала крикнуть, но голоса не было. Она пыталась броситься бежать, но ноги, ее изящные прелестные ножки в бальных туфлях, словно приросли к пушистому ковру ее будуара.
       Высокие китайские ширмы, прикрытые развесистыми листьями пальмы, зашевелились, заколыхались и из-за них показался яркий свет двух огненных огромных глаз, напоминающих собой круглые фонари.
       Миг -- и что-то страшное, бесконечно страшное стало подыматься, расти и одним прыжком ринулось к ней.
       Это "что-то" была фигура какого-то отвратительного чудовища -- не то зверя, не то человеческого существа.
       Обезумевшей от ужаса графине бросились в глаза черная мантия-крылья, развевающаяся вокруг чудовища. Голова -- почти совершенно круглая. Но какая голова!
       Широко раскрытая пасть с толстыми, красными губами, из которых высовывался красный язык, нечто вроде змеиного жала. Огромные круглые глаза чудовища горели багровым светом. Но руки, готовые вот-вот схватить ее, были как бы человеческие.
       -- Ни с места, графиня! Ни одного звука, ни одного движения, иначе вы погибнете, -- раздался в роскошном будуаре хрипло-свистящий шепот страшного чудовища.
       Какой поистине дьявольской насмешкой звучали эти слова: "Ни одного звука! Ни одного движения!"
       И без предупреждения об этом несчастная великосветская красавица не могла, благодаря смертельному страху-столбняку, ни крикнуть, ни двинуться.
       А страшное крылатое чудовище с лицом вампира все ближе и ближе подходило к ней.
       -- Я -- последний гость вашего бала, но и самый страшный, графиня. Что? Вы боитесь меня? О, не бойтесь, я не страшнее тех напудренных, раздушенных лживых господ, которые с лестью на устах, но со смертельной завистью и ненавистью на сердце скользили вот сейчас по паркету вашего дворца. Я -- кровопийца-вампир.
       -- Господи... -- еле слышно слетело с побелевших уст графини.
       -- Да, я -- вампир. Вы никогда не слыхали о существовании этих существ, которые так любят прижиматься к теплым грудям людей и медленно, с наслаждением высасывать капля по капле всю их кровь?.. Но слушайте меня. Я принадлежу к породе особых вампиров: я не щажу мужчин, но всегда щажу женщин... таких красивых, как вы, графиня.
       Голос, несомненно, человеческий, несколько привел в себя великосветскую львицу.
       -- Я... я, кажется, сплю, брежу... или схожу с ума... Что вам надо? Пощадите меня... кто вы?
       Она говорила как бы в припадке сомнамбулизма, тихо, не сводя устрашенных глаз с отвратительного призрака-чудовища.
       -- Кто я? Вы уже знаете. Что мне надо? Вас. Пощадить вас? Хорошо. Я пощажу вас, но с одним условием.
       -- С... каким... условием?..
       -- Вы должны принадлежать мне, или вы погибнете. К утру найдут ваш труп. Он будет белее вашего платья. Я люблю вас, вы должны быть моей. Клянусь вам, вы не знаете, что такое любовь существ особого мира, сверхчеловеческой области!
       И чудовище сделало шаг по направлению к графине.
       -- Au non du ciel... во имя неба, спасите меня! -- громко крикнула она. -- Кто там... спасите...
       Но крик ее был заглушен тяжелыми портьерами, мягкой мебелью, пушистым ковром...
       А вампир все ближе, ближе... Уже его цепкие страшные руки-лапы касаются ее... Уже свет его багровых глаз впивается в ее искаженное ужасом лицо, уже слышно у самых щек, у самых губ его горячее, прерывистое дыхание.
       -- Ах! -- пронесся последний вопль-крик бедной жертвы. Высоко взмахнув руками, она покачнулась, зашаталась и грянулась навзничь, во весь рост.
     

    Граф Г. у Путилина. Видение будочника
       -- Теперь вся надежда на Вас, дорогой господин Путилин! Вы одни только можете расследовать это непостижимое и страшное приключение ночью в будуаре моей жены.
       Такими словами окончил свой рассказ сильно взволнованный граф Г., приехавший к Путилину в два часа дня, стало быть, очень скоро после злополучного бала.
       Признаться откровенно, я, присутствовавший при этом объяснении графа с великим сыщиком, был поражен и озадачен немало.
       -- Как чувствует себя теперь графиня? -- спросил Путилин.
       -- Теперь несколько лучше, хотя все еще в сильно нервном возбужденном состоянии. Около нее -- целый консилиум докторов. Утром же ее нашли лежащей на ковре в глубоком обмороке.
       -- И когда графиня была приведена в чувство, она рассказала вам о страшном ночном приключении?
       -- Да, monsieur Путилин.
       -- Скажите, граф, ваша супруга не страдает нервами?
       -- О нет! До сих пор она не имела понятия ни об истериках, ни об обмороках. Всегда веселая, живая, полная силы, молодости.
       Мой друг погрузился в раздумье.
       -- Конечно, вы были страшно потрясены, граф, но, однако, вы не заметили ли случайно, не произведено ли какое-нибудь хищение из будуара вашей супруги?
       -- Мне кажется, что нет. Все драгоценности, одетые на ней: диадема, колье, серьги, браслеты, кольца -- в целости.
       -- Вы произвели допрос вашей прислуги -- не слышали ли они какого-нибудь шума, не видели ли они кого-нибудь выходящим из дома?
       -- О да. Они клянутся, что ничего не слышали и ничего не видели.
       -- А, кстати, штат вашей прислуги весь налицо? Ни один человек не исчез сегодня поутру?
       -- Все налицо. У меня у самого мелькнула мысль, не является ли это гнусной проделкой какого-нибудь своего, домашнего негодяя.
       -- Я сделаю все от меня зависящее, граф, чтобы пролить свет на это загадочное приключение, -- с чувством проговорил Путилин. -- Помилуй Бог, какие страсти завелись у нас в Петербурге -- вампиры-кровопийцы!
       -- Спасибо, большое вам спасибо!
       Граф распростился с нами и уехал. Когда мы остались одни, мой друг повернулся ко мне и быстро спросил:
       -- Что ты скажешь на это, доктор? Не правда ли, случай чрезвычайно интересный?
       -- Совершенно верно, Иван Дмитриевич, но при этом и чрезвычайно загадочный.
       -- Твое мнение?
       -- Как врачу, мне является мысль, не имеем ли мы дело с любопытным явлением, известным в медицине под определением психоневрозной галлюцинации. У барыньки от всех этих шумных балов могли скрытым, незамеченным образом разыграться нервы настолько, что ее хватил припадок молниеносного помешательства. Ну, а как не врачу, а твоему другу, другу знаменитого сыщика, мне приходит в голову такое соображение: не замешан ли во всей этой драме самый обыкновенный любовный адюльтер... Наши чопорные матроны на этот счет грешат, ей-богу, не менее чем деревенские Матрены.
       -- Браво, доктор! -- оживленно воскликнул мой друг. -- Твое последнее соображение мне нравится...
       -- Ваше превосходительство! -- раздался голос агента в дверях кабинета. -- Какой-то будочник-полицейский домогается вас видеть.
       -- Так впустите его, голубчик.
       В кабинет в своей классически знаменитой форме былых полицейских-будочников почтительно-робко вошел саженный детина. Вошел и вытянулся, руки по швам.
       -- Здравия желаю, ваше превосходительство! -- гаркнул он.
       Путилин улыбнулся. Он сам, вышедший из маленьких полицейских чинов, любил этих наивных, бравых "служивых" и всегда относился к ним мягко, сердечно и в высшей степени доброжелательно.
       -- В чем дело, голубчик? По какой надобности ко мне пожаловал?
       -- По необыкновенной!
       -- Почему же ты в квартал свой не обратился, если у тебя необыкновенный случай?
       -- Так точно, ваше превосходительство, мы обращались с донесением, а нам, как бы сказать, по шее накостыляли.
       -- Нам? -- расхохотался Путилин. -- Кому же "нам" -- тебе и мне?
       Будочник даже засопел от страха.
       -- Ну, ну, выкладывай, что с тобой стряслось.
       -- Так что, примерно, ваше превосходительство, по городу нечистая сила разъезжает! -- с какой-то отчаянной решимостью выпалил он.
       -- Что такое? Нечистая сила?
       -- Так точно-с! Стою это я позавчерась у моей будки, вдруг гляжу, несется, словно вихрь какой, тройка, чуть не прямо на меня. Я, стало быть, еще ямщику крикнул: куда, дескать, дьявол, прешь? Поравнялась со мной, глянул я на седоков, кои в санях сидели, да так и присел наземь. Мать Пресвятая Богородица, страсть-то какая! Не люди в санях сидят, а нечистая сила, черти! Вот как перед Богом говорю, ваше превосходительство! Закутаны-то они в шубы человечьи, а лики-то у них сатанинские, дьявольские.
       -- Какие же именно?
       -- А так, примерно сказать: глаза круглые, навыкате, будто шары какие, и горят это они огненным огнем. Стра-а-асть, голова круглая, губищи -- во какие! -- оттопырены, и из них тоже будто огонь идет. Ахнул я, а тройка уж мимо меня промчалась.
       -- Сколько людей, то бишь, чертей сидело в ней? Один?
       -- Никак нет, только не один... Три будто, а то -- четыре.
       -- А тебе все это не причудилось? Пьян ты не был?
       -- Никак нет, ваше превосходительство.
       -- И больше чем один был в санях?
       -- Больше.
       -- И тебе это не со страху в глазах утроилось?
       -- Никак нет-с!
       -- Один только раз видел заколдованную тройку?
       -- Вчера-с опять видел!
       -- Что же сказали тебе в квартале, когда ты рассказал о своем диковинном видении?
       -- Что будто я пьян, а потом... того... накостыляли.
       -- Ступай. Запишись у агента: кто ты, где твоя стоянка.
       -- Слушаюсь, ваше превосходительство! -- лихо гаркнул будочник и вышел из кабинета.
       -- Однако, -- задумчиво произнес Путилин, -- надо, доктор, действовать и действовать поспешно. Помилуй Бог, первый раз в жизни мне придется иметь дело с существами из оккультических наук! Вампиры-кровопийцы... Гм... Так как я не имею удовольствия принадлежать к разряду красивых женщин, которых они, эти вампиры, милуют, то... то мне грозит смертельная опасность. Так ведь, доктор?
       -- Так, если тебя не вывезет твоя знаменитая "кривая"... -- серьезно ответил я.
     

    Драма в карете княгини В. Петербург в панике
       Прошли сутки, в течение которых я не видел моего друга. Под вечер я получил экстренную записку от него:
       
       "Приезжай, доктор, немедленно. Помимо общего интереса, требуется твоя медицинская помощь. Вампиры не на шутку шалят!

    Путилин".
       Говорить ли вам, с какой быстротой мчался я к Путилину? Скажу только, что ровно через двадцать две минуты я ураганом влетел в его кабинет.
       -- Что такое? -- начал было я. -- И... осекся. На широком диване в сильнейшей истерике билась элегантная красивая дама. Роскошная ротонда на белом тибете свесилась с ее плеч. Черный бархатный лиф был расстегнут.
       -- Аха-ха... xa! А-а-а! -- вырывались из ее прекрасного рта спазматические выкрики.
       -- Доктор, скорее окажи помощь княгине! -- взволнованно обратился ко мне Путилин.
       "Княгине? -- удивился я. -- Час от часу не легче: то графиня, то княгиня..."
       Лицо ее было бледно, с легким синеватым оттенком. Очевидно, это был припадок сильной истерии (histeria magna).
       -- Был кто-нибудь из докторов?
       -- Никого, никого... Скорее, доктор! -- нетерпеливо прошептал мой друг.
       Барынька, очевидно, была в корсете. Прежде всего надо было ее расшнуровать.
       Я подошел к ней, шепнув Путилину:
       -- Покуда я буду оказывать помощь княгине, расскажи хоть в нескольких словах, в чем дело.
       -- Сейчас мне донесли, что у подъезда нашего остановилась карета, что случилось какое-то несчастье. Я, словно предчувствуя что-то недоброе, бросился вниз. Действительно, у подъезда стояла щегольская карета с гербами. Я быстро распахнул дверцу и увидел эту даму, лежавшую в глубоком обмороке. Противоположная дверца была раскрыта.
       -- Не подходите! Ах! Пощадите! -- вдруг раздался дико испуганный крик в кабинете. -- Вампир! Вампир! Кровопийца! Что вы со мной делаете?! Вы хотите высосать мою кровь! Спасите!
       Путилин не докончил начатого рассказа, подошел ко мне и княгине.
       -- Сударыня... княгиня... Ради Бога, придите в себя, успокойтесь, -- прошептал я, стараясь разорвать шнур от ее корсета. -- Не бойтесь меня: я не вампир, а доктор.
       -- Нет, нет, вы лжете... вампир, вампир!.. Аха-ха-ха! -- забилась у меня под руками бедная княгиня.
       Благодарю покорно! Я -- доктор, и вдруг -- кровопийца-вампир!
       -- Иван Дмитриевич, давай скорее из моей сумки морфий и шприц, -- отдал я приказ великому сыщику.
       Путилин подал мне то и другое, продолжая хладнокровно рассказывать далее:
       -- Со слов насмерть перепуганного кучера я узнал следующее: когда карета почти поравнялась с нашим подъездом, до него, кучера, донесся из кареты подавленный крик. Он взглянул в окно кареты и увидел, как из нее быстрее молнии выскочила какая-то черная фигура. Его госпожа лежала, опрокинувшись навзничь. Предчувствуя несчастье, он круто остановил лошадей. Два дежурных агента внесли ее в мой кабинет. Узнав от кучера, кто его госпожа, я послал с ним агента за князем. Он сию минуту должен прибыть сюда.
       Наполнив шприц слабой дозой морфия, я решил сделать новой жертве вампира подкожное впрыскивание, но лишь только я коснулся шприцем ее руки, как опять она вздрогнула, широко раскрыв испуганные глаза, и голосом, полным ужаса, закричала:
       -- Чудовище!!! Спасите!.. Выпивает кровь!
       Она стала рваться с такой силой, что я -- при всем моем желании -- не в силах был сделать укола.
       В эту минуту, к счастью, явился князь В. Узнав, в чем дело, он принялся горячо благодарить Путилина, произошла трогательная сцена с женой, приглашение-просьба "расследовать" дело, и... и, поддерживаемая своим мужем, вторая жертва вампира благополучно покинула кабинет великого сыщика.
       Путилин, смеясь, развел руками.
       -- Вот и все, мой дорогой доктор, что дало мне предварительное следствие.
       -- Да, немного! Зато я попал в сонм кровопийц-вампиров. Вечно ты, Иван Дмитриевич, подведешь меня под какую-нибудь пакость! -- шутливо ответил я.
       Весть о таинственных приключениях с двумя высокопоставленными дамами каким-то чудом с быстротой молнии разнеслась по Петербургу.
       Прошло два дня -- и столица была объята паникой.
       Начиная от фешенебельных гостиных и кончая "улицей", только и было разговоров, что о каких-то извергах, высасывающих кровь из грудей живых людей.
       Даже огненную тройку, запряженную дьяволами, с Сатаной на козлах видели!
       -- И гляжу это я, матушка, и только молитву творю: несется это, матушка, огненная колесница, а в ней -- не к ночи будь помянуто! -- красные хари.
       -- Да неужто? Ахти нас, грешных! -- испуганно прерывали "очевидицу" устрашенные слушатели и слушательницы.
       -- Хорошо! Едет эта самая колесница, вдруг -- стоп! Выскакивают хари звериные -- и прямо ко мне шасть. "Крови, -- кричат, -- крови давай, Анфиса Кузьминична!" Сомлела это я со страха...
       -- И что же, матушка, высосали?
       -- Кровь-то? Высосали, окаянные, почитай, штофа два из меня крови высосали.
       -- А ты как же кровь-то двумя штофами вымерила? Ась? -- смеялись иные скептики.
       В великосветских гостиных таких разговоров, конечно, не было, но зато там шло великолепное и тонко язвительное шушуканье о приключениях с двумя их сиятельствами. Однако вскоре, дня через два, и эти злословия прекратились, ибо... ибо за этот срок мой друг уже насчитал шесть новых жертв неведомых чудовищ, в число которых попали и некоторые из шушукающих великосветских львиц beau mondé'a.
       Тогда паника приняла огромные размеры.
       Немногочисленные газеты того времени захлебывались в истерично-выгодном (для розницы) негодовании.
       
       "Еще новая жертва неслыханных таинственных существ.
       Вчера на груди (левой) графини уже совершенно ясно были видны укусы-проколы. Из графини выпущена вся кровь... Вампиры летают и пьют кровь массы жертв. Где же прославленный гений нашего начальника сыскной полиции господин Путилина?! Наши жены и дочери в смертельной опасности, а наши Лекоки спят..."
       
       -- Ну не дураки ли, доктор? -- со смехом обращался ко мне Путилин, читая эти газетные "ламентации". -- Во-первых, никто из репортеров никогда и не видел "левой груди" графини, княгини, баронессы, а во-вторых... как может обыкновенный смертный поймать "таинственных", "летающих" вампиров? Экие болваны, помилуй Бог!
       -- Ты напал на какой-нибудь след?
       -- Я начинаю выводить мою "кривую"... Вчера я беседовал с некоторыми пострадавшими, но... откровенно говорю тебе, доктор: это -- одно из наиболее темных дел, какие только мне приходилось раскрывать.
       -- Старая песня, Иван Дмитриевич! -- улыбнулся я. -- С этого ты всегда начинаешь, выводя свою кривую.
     

    Двойное превращение Путилина
       Часов около девяти вечера я услышал знакомый звонок.
       Я отстранил лакея и сам открыл дверь. Открыл -- и все-таки спросил, не доверяя своим глазам:
       -- Неужели это ты?
       -- Я... -- прозвучал в передней голос Путилина.
       Лакей, стоявший близ меня и отлично знавший моего гениального друга, сотворил крестное знамение, в ужасе шарахнувшись в сторону.
       Перед нами стояла страшная фигура какого-то легендарного чудовища: черная мантия и -- великий Боже! -- какое страшное лицо... Это было именно то знаменитое лицо вампира, которым бредил до смерти напуганный Петербург.
       В моей полутемной передней сверкала пара круглых огненных глаз.
       -- Ты, верно, не ожидал посещения к себе вампира, доктор? -- тихо рассмеялся Путилин.
       -- Ваше превосходительство, да неужто это вы на самом деле? -- почтительно-робко спросил его мой верный лакей, которого очень любил Иван Дмитриевич.
       -- Я, я, Игнат! Однако, доктор, нам надо торопиться. Идем в твой кабинет, мне надо побеседовать с тобой кое о чем.
       И когда мы вошли в кабинет, он обратился ко мне:
       -- Смотри, доктор, как у тебя чадит лампа. Подверни огонь.
       Покуда я нагнулся над лампой и убедился, что она вовсе не коптит, прошло не более нескольких секунд.
       -- Откуда ты это взял? -- обернулся я к моему другу.
       Обернулся и попятился от удивления: передо мной уже не было страшного вампира, а стоял совершенно мне незнакомый денди, в безукоризненном фраке, в высоких воротниках, туго стянутых черным галстуком.
       Я глупо уставил глаза на это чудесное превращение.
       -- Что это... как же так...
       Признаюсь откровенно, у меня забегали мурашки по спине. Мне мелькнула мысль: да на самом деле, кому я открыл дверь -- Путилину или настоящему вампиру?
       -- Как же так? Очень просто. Смотри, -- великий сыщик указал на скинутые мантию и страшную маску.
       -- Но, ради Бога, что это за маскарад?..
       -- А вот садись и слушай.
       Я сел. На меня глядело совсем иное лицо: за исключением глаз -- ничего похожего на Путилина!
       -- Случай, как тебе известно, играет большую роль в удачных разрешениях самых мудреных проблем. Так вот, случай дал мне в руки маленькую путеводную нить, с помощью которой, быть может, мне удастся размотать запутанный клубок дела о вампирах.
       -- Какая же это нить? -- страшно заинтересованный, спросил я.
       -- Эта вот штучка. -- И Путилин показал мне золотой брелок-жетон. -- Что там написано, я пока тебе не объясню, ибо... ибо могу ошибиться. Скажу тебе только, что все эти дни я с мучительной страстностью отыскивал одно помещение и, кажется, его нашел. Я еду сейчас туда.
       -- А я? -- живо вырвалось у меня.
       -- Увы, доктор, я не могу тебя взять туда. Кстати, ты видишь перед собой барона Ш.
       И он назвал очень громкую фамилию.
       -- Видишь ли, в чем дело: так как я не могу тебя взять с собой, а между тем мало ли что может случиться со мною, ты должен занять известный наблюдательный пост. В случае, если бы я не вышел оттуда, из этого помещения до двух-трех часов ночи, дай знать властям. Вот тебе моя карточка с моим предписанием.
       -- Стало быть, тебе грозит серьезная опасность? -- тревожно осведомился я.
       -- Опасность всегда серьезна? -- отшутился Путилин.
       -- Но куда же ты это денешь? -- спросил я, указывая на проклятую мантию и страшную личину вампира.
       -- Я все это оставлю в шубе? -- невозмутимо ответил он.
       Минут через пять мы уже ехали в карете.
       Не скажу, чтобы я был покоен. Тревога за моего друга, с которым мы были неразлучны во многих делах, копошилась в моей душе.
       "Один... едет неизвестно куда... Почему-то меня не берет с собой... А если он попадется в какую-нибудь дьявольскую ловушку?"
       Я не удержался, чтобы не высказать своих опасений.
       -- Брось, доктор!.. Брось хныкать! Все обойдется. Бог даст, благополучно.
       Мы проехали массу улиц, и наконец карета замедлила ход.
       -- Слушай, кучер, -- кстати, это ведь Х., -- подвезет меня к подъезду этого вот дома. Лишь только я скроюсь в подъезде, Х. поедет дальше, и вы остановитесь вот на том углу. Оттуда -- ваш наблюдательный пост. Понял?
       Я утвердительно кивнул.
       Карета подъехала к красивому темному особняку.
       Путилин быстро выскочил из кареты и постучался в дверь особняка.
       Прошло несколько секунд.
       -- Je prends mon bien... -- донесся до меня его внятно-уверенный голос.
       Дверь распахнулась, и он скрылся в подъезде.
     

    Адамов клуб. Двойник барона Ш.
       Массивная дубовая дверь захлопнулась за Путилиным.
       Он очутился в великолепной прихожей -- вестибюле из мрамора "дикого" цвета, украшенной высокими темно-бронзовыми канделябрами.
       Путилин небрежно сбросил на руки открывшему ему дверь человеку в синем камзоле и белых гамашах свою шубу. На лице того отразилось сильнейшее удивление.
       -- Так рано сегодня, господин барон? -- проговорил таинственный прислужник таинственного помещения.
       -- Еще из наших никого нет? -- процедил сквозь зубы Путилин.
       -- Никого... -- ответил синий камзол.
       -- Теперь слушайте меня, любезный, -- протягивая ему крупную ассигнацию, сказал Путилин. -- Кто бы ни приехал, вы не должны никому говорить ни слова, что я уже в клубе. Понятно? Никому!
       -- Слушаю-сь, господин барон... Покорнейше вас благодарю.
       Путилин стал подниматься по отлогой, широкой мраморной лестнице.
       "Помещение, однако, у них комфортабельное... Сейчас видно, что имеешь дело с аристократами..." -- прошептал светило русского сыска, иронически усмехаясь. Стены всюду были расписаны искусной живописью, но какого-то странного характера.
       Особенно бросался в глаза огромный плафон-картина декоративного письма, находящийся на стене первого зала, как раз против лестницы.
       -- "Гибель Содома", -- прочел Путилин крупную надпись над плафоном.
       На нем, на первом плане, была изображена фигура красивой женщины, заломившей в отчаянии руки. А там, далее, шла возмутительная оргия, приведшая библейский город к страшному концу -- "огненному дождю". Завеса стыдливости была сорвана с самых интимных сторон содомского греха. Впечатление получалось поистине отвратительное для всякого неизвращенного человека.
       Облако изумления отразилось на лице Путилина.
       "Как же это совместить?" -- пронеслось у него в голове.
       Залы были прибраны, но пока безлюдны. Путилин с интересом осматривался по сторонам. Над некоторыми комнатами красовались надписи вроде, например, следующих: "Чистилище", "Преддверие к блаженству", "Месса Содома", "Бассейн живой воды" и т. п.
       В некоторых местах ему бросилась в глаза одна и та же надпись:
       "Не поддавайтесь соблазну женщины, ибо через женщину мир потерял райское блаженство".
       В глубокой задумчивости присел Путилин на один из золоченых стульев гостиной, откуда ему были видны анфилады комнат и вход в них с лестницы.
       -- Так вот он, этот знаменитый Адамов клуб! -- с дрожью в голосе прошептал он.
       О, он давно уже слышал кое-что о нем! До него секретным образом доходили слухи о том, что пресыщенное, жуирующее барство в лице его представителей -- аристократов-мужчин основало какой-то Орден-союз вкупе с клубом, где проводит вечера и часть ночи.
       Ему доподлинно было известно, что несколько раз в неделю часов до одиннадцати-двенадцати ночи к подъезду клуба подкатывают щегольские экипажи, из которых выскакивают великосветские денди. Что именно это за клуб, он не знал, да и мало интересовался. Так, думал он, прихоть, фантазия какая-нибудь, блажь на почве или невинного масонства, или простого оригинальничанья. Правда, иногда мелькала мысль, не является ли этот клуб сколком (только в другом роде) со знаменитого Евина клуба, основанного графиней Растопчиной, известной поэтессой? Но и эта мысль его не тревожила: раз налицо не имеется подозрения о мошенническом или же о политически неблагонадежном сообществе, его роль кончается. Какое он имеет право вмешиваться в "забавы" и "развлечения" частных лиц, да притом еще таких высокопоставленных? "Пусть себе дурят", -- решил он. Но теперь, когда у него мелькнуло одно серьезное подозрение, подкрепленное вещественным доказательством, он решил проникнуть в таинственный особняк. Проник -- и большое недоумение тревожит теперь его душу.
       "Что же это такое: неужели я ошибся? В этом отвратительном месте все кричит о ненависти к женщинам. Судя по всему, вплоть до надписей, это какой-то сектантский корабль, только не хлыстов, скопцов или иных изуверов-сектантов, а какой-то особенный... Всюду -- напоминание о Содоме. Но как же из Содома могли появиться женолюбы? Ведь, по Библии, в Содоме не было ни одного праведника".
       Путилин провел рукой по лбу.
       -- Темно... темно... -- вслух прошептал он. Вдруг он вздрогнул, насторожился. До него донеслись мужские голоса, громкий смех, и в ту же секунду он увидел, как в зал вошли три лица. Один был о военной форме, два других -- в бальных костюмах.
       "Куда они направятся?" -- прошептал Путилин. И, заметив, что они, о чем-то оживленно беседуя, идут в ту гостиную, где он находится, Путилин быстро спрятался за широкую шелковую портьеру.
       -- Да брось, барон, чего ты так разволновался? -- мягким, насмешливым голосом грассировал один денди другому.
       -- Но позвольте, господа, это ведь необыкновенно. Вы слышали, что сказал сейчас наш Игнат? Вы видели ужас, который отразился на его физиономии при виде меня? "Никого еще нет?" -- спросил я его. Вдруг он выпучил на меня глаза, затрясся весь и с трудом, заикаясь, пролепетал: "Никого-с... за исключением вас". -- "Как за исключением меня, когда я только что приехал, болван?" -- дал я на него при вас окрик. "Никак-с нет, вы... вы давно уж приехали". И в ужасе вытаращил на меня глаза, чуть не крестясь. Что вы на это скажете?
       -- Да, это очень странно, -- взволнованно прошептал военный.
       -- Пустяки! Просто болвану или причудилось, или хлопнул остатки нашего шампанского. А вот что ты брелок-жетон свой потерял -- это скверно, барон. И где это тебя угораздило?
       Барон схватился за голову.
       -- Ей-богу, не знаю... Очевидно, в последний раз... тогда, с княгиней...
       -- Это вот посерьезнее твоего двойника.
       -- Я думаю, господа, что нам следует бросить эту затею. И мне, и тебе, барон, и тебе, граф, -- нервно вмешался в разговор военный. -- Пошутили -- и баста. Во-первых, здесь на нас косятся. Мы не присутствуем на наших мессах Содома. Идет уже шушуканье. Нас могут заподозрить в ренегатстве. Во-вторых, il nya pas de cheval qui ne bronche. Конь о четырех ногах -- и тот спотыкается. Можно попасться. А в-третьих, мне очень не нравится потеря тобою жетона и особенно твой двойник.
       Барон побледнел.
       -- Ах, Жорж, ради Бога, не пугай меня этим проклятым двойником! Я боюсь, не к смерти ли это?
       -- Ну, как не стыдно, господа, так бабничать? -- резко проговорил жизнерадостный денди. -- Один-другой бокал шампанского, и ваши страхи рассеются, как дым от сигар. Впрочем... впрочем, хорошо. Я согласен на время превратиться вновь в правоверного члена нашего Ордена-клуба, но с условием, что сегодня ночью мы предпримем последнюю экскурсию в область запрещенного нам царства женщин. Идет?
       -- H... не знаю, -- нерешительно пробормотал военный. -- Как ты думаешь, барон?
       -- Что ж... Если в последний раз, пожалуй... Да к тому же, откровенно говоря, у меня сегодня кошки на сердце скребут. Какое-то отвратительное предчувствие.
       -- Allez donc, mon bon! Пустяки! Итак, через час -- в путь.
       -- По обыкновению, мы выедем вместе, а потом разъедемся, -- возбужденно проговорил тот, кого называли графом. -- У вас намечены визиты?
       -- Да... -- в один голос ответили барон и князь-военный.
       -- Отлично! Ну, а теперь, князенька, идем выпить бокал шампанского. Ты, барон?
       -- Нет, уволь, Вольдемар. Идите, я побуду немного здесь один... Мне надо прочесть письмо.
       Те ушли. Барон остался один.
       Портьера тихо зашевелилась, и из-за нее, скрестив руки на груди, вышел Путилин.
       -- Ну, барон, теперь мы можем побеседовать друг с другом без свидетелей, -- по слогам отчеканил великий сыщик.
       Подавленный крик ужаса вырвался из груди элегантного великосветского жуира.
       Лицо его перекосилось от страха. Глаза, широко раскрытые, готовые, казалось, выскочить из орбит, были прикованы к его страшному двойнику.
       -- Что это... что это... привидение?! Мой двойник?.. Кто ты? -- И барон простер руки вперед, словно желая защититься от зловещего призрака.
       -- Вы спрашиваете, кто я? Нет, я не ваш двойник, а ваша совесть, облеченная в плоть и кровь, любезный барон. Я -- карающий призрак, карающая Немезида.
       Со лба барона падали капли холодного пота. Он, близкий к обмороку, бессильно опустился на софу.
       Путилин подошел к обеим дверям и запер их на ключ.
       -- Ну-с, теперь будем говорить серьезно. Прежде всего, успокойтесь, придите в себя и-- Боже вас сохрани! -- не кричите, ибо последствия этой тревоги могут быть роковыми для вас. Я -- Путилин, начальник сыскной полиции.
       -- Вы? Путилин?! -- вскочил, как ужаленный, барон.
       -- С вашего позволения. Терять времени нельзя. Я буду краток. Вы попались, любезный барон, в преступлении, которое вам должно быть известно.
       -- Позвольте! -- пришел в себя вероломный член Адамова клуба. -- Я вас не понимаю... Что значит весь этот маскарад? Какое вы имеете право...
       -- Потрудитесь взглянуть на это. И Путилин невозмутимо спокойно показал барону небольшой золотой жетон.
       -- Я нашел его... вы догадываетесь где?
       -- Я погиб! -- прошептал жуир, закрывая лицо руками.
       -- Нет. Пока вы еще не погибли. Вы в моих руках, как сами понимаете, ибо я могу сию минуту вас арестовать. Но я вам предлагаю следующее: вы должны поменяться со мною ролями, и за это я обещаю вам не вмешивать вас в это некрасивое дело.
       -- То есть как это поменяться ролями, господин Путилин?
       -- Очень просто: вы останетесь здесь или можете уехать домой, но только не туда, куда вы собирались сейчас, а я вместо вас -- видите, как я похож на вас? -- прокачусь на вашей заколдованной тройке вместе с графом и князем -- вашими приятелями. Вы согласны?
       Вся краска бросилась в лицо барону.
       -- Вы предлагаете мне бесчестие! Это ведь предательство с моей стороны!
       -- Называйте, как угодно.
       -- Ни за что!
       -- Очень жаль. В таком случае я вас арестую. Завтра ваше имя прокатится по Петербургу. Вы погибнете и... ровно ничем не поможете этим вашим сообщникам по... шалостям, ибо одновременно с арестом вас я арестую и тех двух джентльменов, которые только что вышли отсюда. Выбирайте. Но скорее. Я смотрю на часы. Через две минуты -- ваш ответ.
       И Путилин стал смотреть на золотую луковицу. Страшная внутренняя борьба происходила, очевидно, в попавшемся бароне.
       -- Время прошло. Ну?
       -- Я... я лучше застрелюсь! -- с отчаянием в голосе воскликнул барон.
       -- Стреляйтесь. Но тоже скорее. Или... "именем закона"...
       -- Постойте... погодите... Ну, хорошо, я согласен... Вы даете мне честное слово, что я не буду вмешан в эту историю?
       -- Даю.
       -- Что же вы от меня требуете? Что я должен делать?
       -- Слушайте внимательно. Сейчас мы спустимся вниз вместе с вами. Ваши страшные атрибуты у вас в шинели?
       -- Да.
       -- Где вы перевоплощаетесь?
       -- Да тут же в каморке, рядом с вестибюлем. Игнат -- наш верный человек.
       -- Отлично. Я переоденусь в ваш плащ и маску и надену вашу шинель, вы облачитесь в мою шубу, затем вы прикажете Игнату оповестить графа и князя, что ждете их уже в санях. А сами отправляйтесь домой... нет, впрочем, лучше спрячьтесь тут же, в вашем клубе. Этим вы снимете с себя подозрение в измене. Поняли? Вы не будете виноваты ни в чем.
       При виде двух баронов Ш., спускающихся по лестнице, человек в синем камзоле чуть не упал в обморок.
     

    Огненная тройка. Путилин погиб. Гибель Содома
       Время тянулось до удивительности медленно.
       Если вообще ожидание -- вещь не из приятных, то наше ожидание было вдвойне таковым, так как мы оба -- я и милейший агент Х. -- тревожились за участь Путилина, скрывшегося в подъезде неведомого дома.
       -- Что это может быть за дом? -- тихо переговаривался я с X.
       -- Судя по нескольким экипажам, подъехавшим к нему, я думаю, что это клуб или какое-нибудь иное общественное собрание. В такой поздний час в гости ездить не принято.
       -- Но что там делает Иван Дмитриевич?
       -- Будьте покойны, доктор, наш орел зря не прилетел бы сюда.
       -- Однако... один... ночью... в неизвестном помещении, -- пробормотал я. Х. усмехнулся.
       -- Ну, за Ивана Дмитриевича особенно тревожиться не приходится.
       -- Однако, любезный господин X., и орлы попадаются. Смотрите, что это?
       Мы ясно увидели, как из подъезда вышла фигура, закутанная в шинель, и села в поджидавшую тройку. Спустя несколько минут вышли еще две фигуры, так же быстро уселись, ямщик гикнул, и тройка, дружно подхваченная лихими конями, понеслась по направлению к нам. Я, сообразив, что она пронесется мимо нас, напряг все зрение, чтобы лучше рассмотреть таинственных ездоков. В эту секунду, когда она поравнялась с нами, у меня вырвался подавленный крик испуга.
       За исключением ямщика, в санях сидели не люди, а какие-то безобразные чудовища с круглыми головами и огромными огненными глазами.
       -- Огненная тройка! Вампиры! -- прошептал я. -- Вы видели, видели, X.?
       -- Видел, -- спокойно ответил он.
       -- И вы говорите это таким спокойным тоном?
       -- А чего же волноваться, доктор? Мы ведь получили от Ивана Дмитриевича инструкции-приказания.
       -- Да, да... Стало быть, там, в этом доме, обитают эти дьяволы! И там один -- наш друг!
       -- Подождем назначенного часа. Если он не явится, ну, тогда мы начнем действовать.
       Несмотря на кажущееся спокойствие X., я, однако, уловил в его голосе тревожные нотки.
       Вот и этот назначенный час. Путилина не было. Путилин не являлся.
       -- Ну, теперь быстрым аллюром и -- к властям! -- отрывисто бросил X.
       Мы мчались с бешеной быстротой. Вот и Управление, к начальнику которого мне дал карточку мой знаменитый друг.
       Генерал еще не спал. Мой взволнованный вид и заявление, что я по важнейшему делу от Путилина, сделали то, что я немедленно был принят генералом.
       -- Что такое? Что случилось? -- даже привскочил он.
       -- Путилин погиб!
       Я подал ему карточку, рассказывая отрывисто, что сейчас произошло.
       -- И вы видели, доктор, эту заколдованную тройку с тремя вампирами-седоками?
       -- Видел, вот как вижу вас, генерал.
       -- И она отъехала от этого дома?
       -- Да. Ради Бога, торопитесь, генерал. Каждая секунда дорога.
       -- Успокойтесь, я еду сейчас туда сам. Генерал позвонил и начал отдавать целый ряд приказаний.
       Через полчаса по требованию "именем закона" дверца подъезда таинственного дома открылась и в помещении Адамова клуба резко зазвенели жандармские шпоры. Переполох и смятение произошли необычайные. Изумленным властям предстали многие диковинные картины из библейской истории о грешном городе. Изумление и конфуз усугублялись еще тем обстоятельством, что участниками "шалостей" являлись высокопоставленные лица.
       Путилина в клубе не оказалось.
     

    Последний вампир
       -- Не скажу, чтобы я чувствовал себя хорошо, усевшись на эту "дьявольскую" тройку... -- рассказывал нам Путилин в шесть часов утра этой памятной ночи. -- Я не боялся почтенных вампиров, но боялся того, что голосом могу выдать себя и этим самым испортить эффект финального акта курьезно-мрачной трагикомедии. А ты ведь знаешь, доктор, что я люблю работать чисто, доводя дело до бесспорного конца.
       Мы мчались, устрашая прохожих своей диковинной маской. Честное слово, это была забавная история! Я, Путилин, начальник сыскной полиции, -- в роли пресыщенного савраса, пугающего мирных обывателей столицы! Но нечего было делать: чтобы не выдать себя, надо было поступать так же, как поступали эти титулованные идиоты.
       -- Ты куда, Жорж? -- обратился граф к князю.
       -- На бал к Я-вым. Ты разве забыл пари наше? Я дал слово, что проделаю такую же историю, какую ты проделал с графиней Г., но только... может быть, успешнее...
       -- Смотри не попадись! Теперь все в панике...
       -- Увидим! -- хвастливо процедил сквозь зубы князь. -- А ты?
       -- Потом узнаешь. Стой! Ну, я покидаю вас. Bonne chance, полного успеха!
       И с этими словами граф выскочил из саней. Я остался вдвоем с князем.
       -- А ты, барон?..
       -- М... м... не знаю... Я, может быть, поеду домой, -- промолвил я "неопределенным" голосом.
       -- Нет, ты сегодня невозможен! -- недовольно ответил князь.
       Мы подъезжали к ярко освещенному подъезду.
       -- Ну, я сюда. Ты поедешь дальше? -- срывая с себя маску и пряча ее в карман, спросил князь.
       -- Нет, я пройдусь пешком, -- опять промычал я, вылезая из саней.
       Князь скрылся в подъезде.
       Минут через пять я входил в роскошную переднюю -- вестибюль дома Я-вых.
       Тут дежурили ливрейные лакеи-гайдуки в ожидании выхода своих господ.
       Наскоро сбросив шинель упитанному лакею, я быстро поднялся по лестнице и стоявшему у первой площадки лестницы лакею приказал:
       -- Пойди и немедленно вызови ко мне господин Я-ва. Скажи, что барон Ш. просит его по экстренному делу.
       Лакей посмотрел на меня с удивлением, но сейчас же бросился исполнять мое приказание.
       Прошло несколько минут, и ко мне подошел элегантный господин средних лет, во фраке.
       -- Господин Я-ов? -- спросил я.
       -- Да.
       Облако недоумения лежало на его холодном, надменном лице.
       -- Я -- Путилин, начальник сыскной полиции. Мне необходимо переговорить с вами по важному делу. Не найдется ли у вас уголка, где я мог бы объяснить вам причину моего приезда к вам?
       -- Пожалуйста... Сюда вот... -- отвечал он, сильно пораженный.
       Мы вошли в небольшую комнатку.
       -- Признаюсь, я поражен, господин Путилин... В чем дело? -- начал он.
       -- Вы слышали про появление в Петербурге каких-то вампиров, про их жертвы?
       -- Как же, как же...
       -- Ну, так вот, я боюсь, что сегодня, через час, а может быть, и раньше один из них может смертельно напугать вашу супругу. Я приехал избавить ее и вас от этого потрясения. Предупреждаю вас, "вампир" уже в вашем доме.
       -- Что?! -- побледнел, как полотно, Я-ов. -- Вампир у меня?! В моем доме?! Вы... вы шутите, monsieur Путилин?
       -- Не имею этой привычки, особенно с незнакомыми мне людьми, -- отрезал я. -- Скажу вам более, я даже знаю, кто этот страшный "вампир". Вам угодно, чтобы он был пойман?
       -- О, monsieur Путилин! -- взволнованно произнес Я-ов, схватывая меня за обе руки. -- Спасите нас от этого ужаса! Как нам благодарить вас! Я теряю голову... Я ничего не понимаю...
       -- В таком случае мы поступим вот так.
       И я начал диктовать ему мой план. Он, растерянный, пораженный, кивал головой:
       -- Хорошо... хорошо...
       -- А супругу вы предупредите, чтобы она не пугалась. Идемте, господин Я-ов.
       Будуар тонул почти во тьме. Карельская лампа была почти совсем подвернута.
       Дверь будуара тихо раскрылась, и в него вошла высокая фигура дамы в белом платье.
       -- Слава Богу, бал кончился, -- послышался вздрагивающий женский голос.
       В ту же секунду два ярко-огненных глаза вспыхнули во мраке будуара.
       -- Ни с места, сударыня, я -- вампир! Вы должны быть моей, иначе вы погибнете страшной смертью.
       Перед белой фигурой женщины появилась высокая, черная фигура со страшным лицом неведомого чудовища.
       -- Ах! -- вскрикнула в испуге женщина. "Чудовище" бросилось и схватило ее в свои объятия.
       -- Моя! Моя!
       -- Разве? -- вдруг загремел я, выскакивая из-за портьеры. -- Вы думаете, любезный князь, что госпожа Я-ва принадлежит вам? А как же супруг госпожи Я-вой? Господин Я-ов, пожалуйте сюда!
       С зажженным канделябром в будуар ворвался господин Я-ов.
       -- Мерзавец! Негодяй! -- прохрипел он, бросаясь на князя-"вампира".
       Крик ужаса вырвался из груди великосветского "шалуна".
       -- Ну, князь, довольно маскарада! Потрудитесь снять вашу страшную маску. Мы с вами отлично прокатились на тройке, ха-ха-ха!
       Маска слетела с его лица. Он в ужасе уставился на меня.
       -- Что это... барон?
       -- Двойник его, любезный князь, Путилин к вашим услугам!
       Наутро князь-"вампир" застрелился. Барона Путилин не тронул, а графу не поздоровилось. Его карьера была окончена. Ввиду многих щекотливых причин дело об Адамовом клубе было замято. Но Содом все-таки погиб, благодаря не... огненному дождю, а таланту гениального русского сыщика.
     

http://az.lib.ru/a/antropow_r_l/text_08 … ytzy.shtml